Велико было политическое, общественное и литературное значение «Разбойников». Страстный протест против всего старого, отжившего и призыв к восстанию против тирании и деспотизма взволновали все общество. Представители господствующего класса встретили это произведение со страхом и ненавистью, ощущая в нем предвестие общественного переворота. «Разбойники» были поставлены на сцене в первый раз за семь лет до французской революции 1789 года, они были созданы в атмосфере нарастания народно-освободительного движения предреволюционной эпохи.
Драма «рупора идей», разрушая предшествовавшую строгую рационалистическую композицию, разрыхляя пропорциональные деления на акты и сцены, дает автору широкую возможность вставлять всюду, где ему угодно, многочисленные монологи, в которых он, отступая от общего хода развития действия, вкладывает в уста того или иного героя изложение определенных идей, системы взглядов. Таких монологов Карла и Франца в «Разбойниках» очень много. На это обратил внимание еще Белинский. «Некоторые находят, – пишет он, – в первых драматических произведениях Шиллера много фраз: например, говорят они, из всего огромного монолога К. Моора, когда он объявляет разбойникам о своем отце, человек в подобном положении мог бы сказать разве каких-нибудь два-три слова.
По-моему, так он не сказал бы ни слова, а разве только показал бы безмолвно рукою на своего отца, и однако, у Шиллера Моор говорит много, и однако в его словах нет и тени фразеологии. Дело в том, что здесь говорит не персонаж, а автор… На монолог Карла Моора должно смотреть не как на естественное, обыкновенное выражение чувств персонажа, находящегося в известном положении, но как на оду, которой смысл или предмет есть выражение негодования против извергов – детей, попирающих святость сыновнего долга. Вследствие такого взгляда, мне кажется, должны исчезнуть все фразы в этом произведении Шиллера и уступить место истинной поэзии» .
Сам молодой Шиллер отдавал себе отчет в общественном значении своего драматического первенца. На титульном листе книги он написал девиз: «Против тиранов!», а в беседе с товарищем по Академии Шарфенштейном заявил: «Мы напишем такую книгу, которая непременно будет сожжена рукой палача!». Злободневное звучание «Разбойников» углублялось тем, что автор изобразил действующих лиц драмы в обстановке политической и социальной жизни современной ему Германии, в годы недавней Семилетней войны.
Так смотрели на эту драму современники поэта, так на нее смотрел и сам автор. Она захватывала зрителей не доказательствами, а страстностью, она увлекала их не столько показом реальной действительности, сколько бурным ее отрицанием, гневным ее осуждением. Для выражения этих бунтарских идей и чувств непригодны были рационалистические формы классицистской драмы. В предисловии к «Разбойникам» автор заявляет по этому поводу: «Тут такое обилие взаимно проникающих друг друга реальностей, что мне не представлялось возможным втиснуть их в чересчур узкие рамки теорий Аристотеля и Баттё». Где уж было соблюдать три единства, когда то и дело врывающиеся в ход действия страстные декламации автора не считались ни с местом, ни с временем, ни с единством действия? В характеристике этого могучего первенца драматургии Шиллера Белинский особенно выделяет «избыток пылкости». По определению великого критика, «Разбойники» – «пламенный, дикий дифирамб, подобно лаве исторгнувшийся из глубины юной, энергической души, где события, характеры и положения как будто придуманы для выражения идей и чувств, так сильно волновавших автора, что для них были бы слишком тесны формы лиризма».
