Отвечая на этот вопрос, прежде всего необходимо отметить различие в художественном уровне перечисленных выше сборников. Среди них «Зеркало теней» - наиболее сильная и творчески-значительная книга (я не могу считать ее, в отличие от глубоко ценимого мною М. Л. Гаспарова, «самоповторением»). Эта книга, при обобщающем подходе к ней, представляет собой новое слово в поэзии Брюсова. Брюсову удалось в ней во многом преодолеть инерцию своего прежнего эмфатического стиля, значительно изменить свое поэтическое зрение и освежить свою тематику. Если в сборнике «Все напевы» были намечены лишь элементы нового, то теперь, в «Зеркале теней» они развились и захватили большое поэтическое пространство.
Эта ломка, расширившая сферы брюсовской поэзии, свидетельствует об еще не исчерпанной в то время творческой силе Брюсова. Но этот подъем был, в сущности, последним в его поэзии. В дальнейшем поэтическом творчестве Брюсова были удачи, но в целом оно уже не могло достигнуть прежнего уровня. Огромные затраты энергии, которые вложил Брюсов в свои прежние стихи, статьи, в свою редакторскую работу и напряженную личную жизнь не прошли и не могли пройти для него бесследно и привели к известному истощению его поэтических сил. Он внес свой исключительно весомый вклад в русскую поэзию и культуру начала XX века и впредь не ослаблял своей разносторонней деятельности, писал стихи в таком же количестве, как и прежде, но его поэтическая работа по своим творческим, чисто эстетическим результатам уже не была такой бесспорной и убедительной для его современников и порою и для него самого, как в годы ее расцвета. Бывали моменты, и нередко, когда его одолевали сомнения в себе и когда ему начинало казаться, «без малейшего преувеличения», что для него «самое лучшее бросить всякие попытки к „творчеству”». В этом общем снижении творческой силы Брюсова-поэта, а не только в расхождении путей, заключалась одна из основных причин несомненного и очень заметного охлаждения к нему и к его поэзии и даже потеря интереса к ней тех крупнейших русских лириков начала века, восторженные отзывы которых о нем предыдущего периода были приведены выше.
Во всяком случае, получилось так, что фактически, по своей значимости центр литературной активности Брюсова заметно сместился от стихов в сторону художественной прозы («Алтарь Победы», «Юпитер поверженный» и другие прозаические опыты), к работе по стиховедению (сюда относится и созданная им антология поэтических образцов по метрике, звукописи и пр. - «Опыты», изд. 1918 г.), к интересному и трудоемкому культурно-историческому исследованию («Учители учителей»), к редакторству и к руководящей работе в московских литературных объединениях.




Но вся эта ситуация, определяя общее течение и очертания творческой деятельности Брюсова, не должна заслонять для нас конкретных особенностей эволюции его поэзии.
Изменения исторической и литературной обстановки и общественных настроений, наряду с личными биографическими факторами и фактами, сыграли здесь, как уже отмечалось, решающую роль. Опыт, приобретенный Брюсовым в предшествующий период, не прошел для него даром. Поэзия его сместилась в своей внутренней сути - стала спокойней и уравновешенней, даже в выражении боли и тревоги. Противостояние «страшному миру», напряженное самоутверждение и тяготение к поэтической норме уже не выдвигались в ней на первый план.
Лирика Брюсова изменилась по содержанию и поэтике. Она уже не выглядела такой торжественной и приподнятой. Резко обозначившееся в предшествующий период тяготение к героизации, транспонированию, к иносказательным формам значительно ослабело. В то же время всегда присутствовавшая в творчестве Брюсова затаенная, эмпирическая основа давала о себе знать активнее, чем прежде. Не превратившись в реалистическое искусство, поэзия Брюсова сдвинулась в сторону эмпирического реализма. В большей мере, чем до сих пор, она насыщалась бытовыми деталями, психологией, стала более конкретной и в некоторых своих руслах даже обиходной.