Героев Брюсова объединяет ясность и определенность характера, дерзновенность мысли, преданность избранному пути, страстность служения своему призванию и своему историческому назначению. Брюсова привлекает сила ума и духа этих людей, дарующая им возможность возвыситься над сиюминутными будничными заботами и мелкими страстями, открыть неведомое, повести мир к новым рубежам. Правда, герои Брюсова всегда одиноки, ими движет рок, или личная жажда познания, или страсть к власти. Никому из них не свойственно чувство служения людям, никто не идет на самопожертвование.

В «Третьей страже» Брюсов продолжает развивать урбанистическую тему, основы которой были заложены в ранних сборниках. Он любуется городом, прямо говорит:

* Я люблю большие дома
* И узкие улицы города,

но это не заглушает для него режущих диссонансов, не закрывает давящей, античеловечной сути жизненных отношений, жизненного неустройства. Доминирующее ощущение - одиночество, мертвенность обстановки. Город подчиняет себе человека, подавляет его, делает беззащитным и слабым. В брюсовских стихах варьируются строки: «В ущелье безжизненных зданий», «Среди неподвижных зданий». Мертвыми он называет дома, мертвенно-бесстрастными - улицы. Его начинает преследовать видение мертвого города, конца света, не то чтобы бренности, а обреченности жизни. Современный мир представляется незавершенным зданием, где по шатким строительным лесам двигаются растерянные, не ведающие смысла этого блуждания люди.

Спустя 3 года после появления «Третьей стражи», в конце 1903 года, вышел следующий сборник Брюсова - «Городу и миру»(«Urbi et Orbi»). Вспоминая в «Третьей страже» свои первые выступления в печати, Брюсов писал:

* * Далеко первая ступень.
* * Пять беглых лет как пять столетий.

Еще более далекими видятся эти годы ему сейчас. Он повторяет: «Давно ушло начало», и на то, «чем прежде был», смотрит уже как бы со стороны.

Надо сказать, что в эти годы произошли серьезные перемены в самом лагере символистов. Наряду с так называемыми «старшими» символистами (Бальмонт, Сологуб) возникли новые имена. В московских литературных кружках начал все чаще появляться сын известного математика профессора Н.В.Бугаева , студент естественного отделения математического факультета Московского университета Борис Бугаев (литературную известность он получил под псевдонимом Андрей Белый); в Петербурге, а потом и в Москве заговорили о молодом поэте Александре Блоке; в среду символистов вошел племянник известного философа Вл. Соловьева Сергей Соловьев и другие. Их стали называть «младшими» символистами. Между ними и Брюсовым изначально обнаружились существенные разноречия. В обращенном к этой группе стихотворении ( оно так и было названо - «Младшим») Брюсов писал:

* Они Ее видят! Они Ее слышат!
* С невестой жених в озаренном дворце!
* Светильники тихое пламя колышат,
* И отсветы радостно блещут в венце.
* А я безнадежно бреду за оградой
* И слушаю говор за длинной стеной.
* Голодное море безумствовать радо,


* Кидаясь на камни, внизу, подо мной.

По свидетельству одного из близких знакомых Брюсова П.Перцова, стихотворение было написано после длительного разговора о только-только появившихся первых стихах Блока. Та, которую они видят и слышат, - это Вечная Женственность, Прекрасная Дама, Мировая Душа. Услышать ее - значит приобщиться к некоему иррегальному свету, который озарит душу поэта поведет ее за собой, даст возможность достичь высшего знания и высшей гармонии, очищения души. Эти мистические упования рационалист Брюсов разделить никак не мо г. Поэтому он рисует себя за оградой, говорит о непонятном свете, о том, что напрасно ищет не небе звезду, что не в силах сорвать тяжелые запоры, чтобы проникнуть в храм, где твориться священное действо. «Младшим» было написано в начале 1903 года, когда едва начиналась литературная жизнь этих писателей. Пока это еще не выявленное, не прояснившееся противостояние, но сам факт внутреннего разъединения говорит о многом.

Если от «младших» Брюсова отделяет их мистицизм, нездешний свет, который они стремятся ощутить и увидеть, то не более близким ему, по сути дела, оказывается к этому времени и один из старых его сподвижников - К.Бальмонт. Нераскрытая оппозиционность Брюсова ясно читается в послании к нему:

* Будь же тучкой бесполезной,
* Как он лови закат!
* Не ищи, где жаждет поле,
* На раздумья снов не трать.
* Нам забота…

Это многозначительное «нам забота» говорит о том, что Брюсовым уже осознано отличие его пути , его творчества от пути и творчества Бальмонта. Он еще не судит его, еще признает его право на безответственность, интуитивность, как «другу и брату» посвящает ему сборник «Urbi et Orbi», но уже ясно понимает, куда тот идет.

Роковые семена эстетизма, которые изначально были заложены в символизме, давали всходы. Они вели к общественной индифферентности стиха, к погруженности в бездну субъективности, индивидуализма и мистики. Это не могло не тревожить Брюсова. Он еще не пришел к рубежу, за которым начинается размежевание с былыми союзниками, но уже близок к этому.

Брюсов ощущает себя одиноким в символистском движении. Отчасти и из этого рождается его странное и неожиданное признание:

* ? Желал бы я не быть «Валерий Брюсов»…

Поэт Валерий Брюсов декадент, метр едва народившегося символизма, уже стал некой маской, существующей независимо от человека, ее носящего. Так пока глухо и слабо, преимущественно в оценке своего личного места в символизме, личных взаимоотношений с другими его сторонниками и адептами, начинает зреть внутренний кризис в этом движении. И первым ощутил это Брюсов.

Среди писателей-символистов книга Брюсова «Urbi et Orbi «получила восторженную оценку. Правда, преимущественно это были эмоциональные восклицания, рожденные непосредственным впечатлением. Но наиболее чуткие уловили ту особенность сборника, которая выводила его из рамок обычных норм «нового искусства». Особенно остро почувствовал это Блок.

Рецензируя сборник, он писал: «Рассуждение о совершенстве формы и т.п. - представляется нам по отношению к данной книге общим местом. Едва ли кто решится упрекнуть Брюсова с этой стороны… Анатомируя книгу с другой точки зрения содержания…, мы могли бы указать на самый общий принцип -»волю к жизни», о котором ясно говорит вступление». Заключая свои заметки, Блок делал следующий вывод: «Книга «Urbi et Orbi», превзошедшая во всех отношениях предыдущие сборники стихов Брюсова, представляет собой важный и знаменательный литературный факт. Беспочвенное декадентство осталось далеко позади, и путь к нему окончательно загражден».