Героиня “Дамы с собачкой” Анна Сергеевна фон Дидериц воплощает черты лучших женских образов Чехова. Вероятно, именно такие женщины ему более всего нравились. И Женя Волочанинова, которую зовут детским именем Мисюсь (”Дом с мезонином”), и Анна Алексеевна Луганович (”О любви”), и Нина Заречная (”Чайка”), и некоторые другие женщины из произведений писателя наделены похожими чертами, главная из которых - их истинная женственность. Об Анне Луганович мы узнаем из уст влюбленного у нее мужчины: она молодая, прекрасная, добрая, интеллигентная, волшебная. О Мисюсь художник-рассказчик упоминает: “Я любил Женю. Вероятно, я любил ее за то, что она встречала и провожала меня, за то, что смотрела на меня нежно и с увлечением. Какими трогательно красивыми были ее бледное лицо, тонкая шея, тонкие руки, ее слабость, безделье, ее книги! А ум? Я подозревал у нее незаурядный ум, меня захватывала широта ее взглядов…” Только что упомянутые черты мы видим и в Анне Сергеевне. Умение любить своего избранника, понимать его, захватываться им, тонкость, искренность и интеллигентность без самоуверенности, навязчивой поучительности, командного тона и т.п. - вот что привлекает чеховских героев в женщинах. Конечно, в наше время победного феминизма, Тургенева и Чехова, прозрачно-нежные, как цветка анемона, кажутся устаревшими, немодными, несовременными. И как недосягаемый сегодня идеал «вечно женского» они оставляют в души ностальгию, тугую за тем, что безжалостно истребляет современная цивилизация.

Сюжет произведения - это путь обновления героя через настоящее чувство к женщине. Он мог бы стать сюжетом романа, но сила Чехова именно в том, что он умел на просторные каких-то 14-15 страниц рассказа сказать о человеческом характере, конфликтах жизни и страсти человека, ее духовное перерождение все, что хотел, и жанр романа для этого не был ему нужен. В “Даме с собачкой”, в сущности, два повествовательные голоса - спокойный, отстраненный, с ноткой иронии авторский и очень разный за эмоциональным воодушевлением голос Гурова. Его мысли, чувство, восприятие того, что с ним и вокруг него творится,- писатель передает через внутренний монолог героя или несобственное прямым языком, т.е. тем самым внутренним монологом, в который включаются как комментарий, как объяснения авторские слова. Голос Гурова на протяжении сказа изменяется, с самодовольно-спокойного, бесцветно-уравновешенного становится все более волнительным. Любовь дарит Гурову прозрение. Он видит плачевность всего, и в его мыслях появляются эмоционально окрашенные резкие гневные слова. Так же по мере моральных изменений, которые происходят в душе Гурова, из авторского голоса исчезает ирония, он становится сочувственным, даже патетичным.


Существенную роль в истории любви сыграют, как это характерно для Чехова, картины природы и осеннего Крыма с его «морем, горами, облачками, широким небом», и зимней заснеженной Москвы, когда “приятно видеть белую землю, белая крыша, дышится мягко, славно… возле старых лип и берез, белых от инея и, в конце концов, города С, в котором запоминается лишь серый забор напротив дома Дедерицев на Старо-Гончарной улице. Писатель изображает картины природы немногими штрихами, употребляет несколько красок, называет лишь несколько знаковых предметов, например, море, горы, кипарисы. Они, собственно, не имеют самостоятельного значения, а передают расположение духа персонажей , подчеркивают его. Так, природу Гуров видит очень по-разному. Накануне кульминационной сцены в номере отеля, когда Гуров и Анна Сергеевна становятся любовниками, возбуждение, беспокойство героя передано и тем, что он ощущает духоту, непрерывно хочет пить, “а на улицах вихрем носилась пыль, срывало шляпы”. Потом, когда любовь обеих достигает гармонии и полноты, сидя с молодой женщиной, Гуров видит Ялту “сквозь утренний туман, на вершинах гор неподвижно стояли белые облачка. Листву не трепетала на деревьях, кричали цикады, и однообразный, глухой шум моря, который доносился снизу, говорил о покое, о вечном сне, который на нас ждет”. Философское расположение духа мужчины, родившееся ощущениям полноты жизни, еще усиливается покоем природы, сливается с ним. Возвратив из курорта, Гуров сначала радуется потому, что бушующий роман закончился, волнение и страсти позади, обычная московская морозная зима его тешит, а заснеженные липы и березы “ближе к сердцу, чем кипарисы и пальмы, и близ них уже не хочется думать о горах и море”.

Это именно можно сказать и о роли интерьеров в рассказе, обрисованных более чем скупо и наделенных эмоциональной функцией. Это и номер в отеле, и московская квартира Гурова, и театр в городе С. Несколькими словами Чехов умеет настроить расположение духа места действия: “Дома в Москве уже все было по-зимовому, топились печи и утром, когда дети собирались в гимназию и пилы чай, было темно и няня ненадолго зажигала огонь”.

Под пером Чехова история, которая начинается как банальный адюльтер, превращается в сказ о большой, настоящей любовь. Очень хорошо об этом замечательном преобразовании сказала современная русская писательница Татьяна Толстая: “С чеховским героем происходит метаморфоза без любой причины, без любого объяснения, ни из-за чего. Эта наибольшая и таинственная правда, которая известная, вероятно, каждому, не может быть объясненная ничем, кроме вмешательства сил метафизических, духовных, тех, что выше за нас, тех, что могут невидимые “постучать в двери”. Анна Сергеевна, непонятно почему полюбив Гурова нужна ему, заменила ему весь мир, - один из волнительных персонажей в литературе, а рассказ “Дама с собачкой” справедливо считается шедевром, хотя что в нем такое происходит? И ничего, кроме дива… Тайна в той метаморфозе, поэтому преобразовании, в тому непонятному и беспричинному, что произошло с героями, Чехов эту тайну также не описывает. Он не может ее описать. Так как это Чудо, это выше от любого понимания и описать его нельзя.