«Драматургия Чехова, — писал А. Арбузов, — это грань, с которой начинается совершенно новая страница театра». И действительно, Чехов совершенно отказался от построения пьес на прямых столкновениях между персонажами, от борьбы, ведущей одних к поражению, других к победе. Этим он нарушил все существовавшие на то время каноны драматургии. Вместо отображения внешних конфликтов, писатель погружается во внутренний мир своих героев, сосредоточивает свое внимание на раскрытии их характеров, показывая их не в борьбе, а в осознании противоречий жизни. Внешне герои его произведений бездействуют, но в этом проявляется сложное внутреннее действие. В целом ряде пьес Чехов показывает, как рушатся идеалы, разбиваются мечты, осознаются заблуждения и иллюзии людей, как в их сознании рождается понимание истинных ценностей жизни.
Так, в пьесе «Дядя Ваня» Чехов изобразил скромного, маленького человека-труженика, жизнь и судьба которого стали вопло-Щением напрасно погибающей душевной красоты, бессмысленно прожитой жизни. Иван Петрович Войницкий имел в жизни и цель, идеалы, но они оказались неверными. Дядя Ваня принес свою жизнь в жертву профессору Серебрякову, в котором когда-то видел свой идеал, но который на самом деле оказался лишь бездарным, ничтожным тунеядцем, жалким, пустым эгоистом. В своем произведении Чехов показывает причины нравственной гибели людей, безуспешно мечтающих о светлой, свободной, красивой жизни, изображает крушение либеральных иллюзий и надежд русских интеллигентов 80-х годов XIX века. Разоблачая их заблуждения, он в то же время глубоко сочувствует своим героям. Лучшие представители интеллигенции изображены в пьесе страдающими. И страданием этим они отвергают пошлое и некрасивое счастье сытых, они способны на жертвенный подвиг. И дядя Ваня, и Соня отказались от личного счастья и посвятили себя служению Серебрякову. Но их жертва была принесена ложно понятому счастью (они служили ложному идолу). Чехов дает понять, что Иван Петрович и его мать, Марья Васильевна, живут в выдуманном ими мире, соверщенно не замечая реальной жизни. И все представления о жизни у них книжные. Так, Марья Васильевна говорит своему сыну: «Ты был человеком определенных убеждений, светлой личностью». Однако, уже осознавший никчемность и убожество своих либеральных убеждений, дядя Ваня язвительно отвечает ей: «О да! Я был светлой личностью, от которой никому не было светло...». Потрясенный раскрывшейся перед ним правдой, увидев истинную — подлую и пошлую натуру Серебрякова, дядя Ваня стреляет в него. Но выстрел не достигает цели, только подчеркивая тем самым, что с этим выстрелом ничего в сущности не изменится. Прежними остаются и взаимоотношения персонажей, ничего не меняется и в дальнейшем развитии действия. Войницкий осознает свои прошлые заблуждения, однако пути к новой жизни ему еще неведомы.
Значительное место в системе образов пьесы занимает фигура доктора Астрова. Это благородный человек, мечтающий о прекрасной жизни на земле. Он посвятил непрестанному труду десять лет, но результатов этого труда все-таки не видит — его труд ничего не меняет ни в его положении, ни в положении окружающих. В образе Астрова Чехов наиболее ярко воплотил свою идею о том, что отсутствие «общей идеи» опустошает труд людей, лишает его смысла. «Я работаю.., — говорит Астров, — как никто в уезде... но у меня вдали нет огонька». И в конце пьесы, перед тем как расстаться с близкими людьми, не желая говорить вслух о переживаемом им отчаянии, он произносит, глядя на географическую карту: «А должно быть, в этой самой Африке теперь жарища — страшное дело». М. Горький впоследствии писал о впечатлении, которое произвел на него этот эпизод: «В последнем акте «Вани», когда доктор, после долгой паузы, говорит о жаре в Африке, — я задрержал от восхищения перед Вашим талантом и от страха за людей, за нашу бесцветную, нищенскую жизнь. Как Вы здорово ударили тут по душе и как метко!»
Все герои произведения ощущают ложность и ошибочность прожитой жизни, они всем сердцем желают изменить мир к лучшему. Астров заботится о сохранении лесов. В этом его чудачестве — забота о красоте земли, о слиянии человека с природой, стремление к недостижимой гармонии. Елена Андреевна мечтает о том же, видя в людях лишь «бес разрушения», скорбя о том, что скоро «на земле не останется ни верности, ни чистоты, ни способности жертвовать собою». Соня видит возможность увидеть «жизнь светлую, прекрасную, изящную» в загробном существовании, в мечтах своих все же думая о том, какой должна быть жизнь земная.
Финал пьесы в наибольшей степени проникнут внутренним трагизмом. Взаимное отчуждение героев достигло своего предела; иллюзии потерпели полный крах, и никаких перемен к лучшему не будет. Эта мысль отчетливо слышится и в словах Войницкого, обращенных к профессору: «Все будет по-старому...», и в заключительном монологе Сони, звучащем, подобно реквиему: «Мы отдохнем! мы услышим ангелов, мы увидим небо в алмазах...». Люди опошлились, подобно Астрову, озлобились, как дядя Ваня, продолжают прозябать в праздности, как Елена Андреевна, стали несправедливы друг к другу. Так и пройдет вся их жизнь.
Чехов показывает в своей пьесе трагедию жизни, принесенной в жертву идолу. На служение ложным идеалам ушла жизнь и дяди Вани, и Астрова, и Елены Андреевны, и Сони. Какие бы облики не принимал этот идол — профессора Серебрякова или чего-то безличного, вроде уездной глуши, засосавшей доктора Астрова, все равно за ним стоит одна и та же бесцветная нищенская жизнь, «ошибка», «логическая несообразность».