Достоевского читает весь мир, впечатляющая сила его романов огромна, но все еще возникают споры: «принимать» или «не принимать» Достоевского? Спросите любую, самую небольшую группу читателей: «Любите ли вы Достоевского?», и непременно голоса разделятся. Найдутся прямые поклонники и энтузиасты, которые скажут, что тут никаких трудностей нет. Другие начнут объяснять свою неполную любовь к писателю, хорошо сознавая, что вопрос задан непростой. Третьи промолчат, не решившись пережить конфуз эстетической глухоты, не понимая, почему весь мир считает его великим. Но объявятся и такие, которые без обиняков нападут на Достоевского, скажут, что не видят в нем гения, что он «путаник» и «вредный» писатель, словом — Толстой и Чехов лучше…
И удивляться этой разноголосице не приходится. Даже многие писатели не были единодушны в понимании Достоевского. Иван Бунин считал Достоевского просто «плохим» писателем, его ценитель Томас Манн предупреждал: «Достоевский, но в меру», а М. Горький называл Достоевского и «инквизитором», и психологом, «равным Шекспиру».
Сложен и противоречив Достоевский. Величайший русский писатель-реалист, знаток жизни, психолог-ясновидец, сострадающий бедным и угнетенным, гуманист, страстный обличитель социального зла, лжи и лицемерия, буржуазных порядков и «демократии», вечно озабоченный судьбой своего народа и человечества, он чрезвычайно субъективно ставил и решал вопросы о совершенствовании личности, об идеалах человеческого общежития. Он был несправедливо придирчивым оппонентом революционеров и социалистов своего времени, самоотверженно искавших, хотя и не без ошибок и противоречий, но искренне, пути спасения народа, заботившихся о его будущем.
Достоевский всегда стоял особняком в русской литературе, оставался не вполне понятым и оцененным. Манера его творчества была резко субъективной. Он властно подчинял художественные образы и сюжеты заранее выдвинутой им главенствующей идее. Хотя сама по себе эта идея была глубоким отголоском времени, она дышала жаром пристрастной полемики, часто была противоречива, однобока и развивалась автором по своим особым ассоциативным законам. Вот почему идеи Достоевского тут же вызывали ответную бурю в демократической критике. Начав как ученик Гоголя и как один из писателей натуральной школы 40-х годов XIX века, к которой принадлежали Герцен, Некрасов, Тургенев, Гончаров, Григорович, Достоевский взрывал самый принцип их творчества, заявляя, что «среда» вовсе не всесильна над человеком. На первом плане у Достоевского — сама «личность», она, главным образом, и в ответе за все беды действительности. С нее и спрос, — ее самоказнь и интересовала писателя прежде всего.
Белинский быстро уловил эту позицию писателя и встревожился. Она грозила многими опасностями молодому таланту: легко было потерять твердую ориентиров-ку в жизни. Отсюда и резкое столкновение взаимоисключающих оценок у критика: то похвалы молодому писателю: точно так же думали тогда о Достоевском Некрасов и Григорович. «Надулись же мы, друг мой, с Достоевским-гением!» – писал Белинский П. В. Анненкову после «Двойника».
И действительно, Достоевский увлекся показом своеволия личности, ее действий наперекор всякому смыслу и даже ее собственным интересам. Глохли социальные первопричины — бедность, угнетение, вызывающие бунт личности. Перед читателем вставали некие неуемные все-человеки. Люди больших, но, кажется, отвлеченных страстей. Путались и противопоставлялись автором два разных вопроса: право личности на восстание против среды и зависимость личности от среды. А ведь право и зависимость вовсе не исключают друг друга. Федор Михайлович Достоевский родился 11 ноября 1821 года, в семье врача Московской Мариинской больницы для бедных, на Божедомке.
Обычно бедность — основной мотив всех рассказов о жизни Достоевского в детстве. По-видимому, нехватка в средствах — понятие относительное. Отец дослужился до личного дворянства, имел частную практику. Прислуживали няня, две горничные; были кухарка, кучер и лакей; когда рождались дети, нанимали кормилиц. Держали четырех лошадей, и, если «маменька» выезжала, лакей стоял на запятках. У матери была зажиточная московская родня: мать Достоевского происходила из богатого купеческого рода Нечаевых. Семья была большая. Кроме Федора, был еще старший его брат, Михаил, с которым они сдружились духовно; ближе к ним по возрасту была сестра Варвара, вышедшая замуж за Каренина, впоследствии опекуна осиротевшего семейства Достоевских. Федор много думал о ее, видимо, нелегкой судьбе, она-то и выведена в образе Вареньки Доброселовой в «Бедных людях».
Кроме брата Михаила, в среде родных никто не понимал Федора Михайловича, все прожили заурядной жизнью, даже не догадываясь, каким гениальным он был.
Между родителями отношения строились на полном подчинении воле и капризам мужа.
Отец писателя, Михаил Андреевич Достоевский, по всем характеристикам был желчным ипохондриком, вспыльчивым, мнительным и строптивым скопидомом. Некоторые черты его нрава наследовал Федор Михайлович. Мать, Мария Федоровна, была совсем другого склада: веселая, общительная, «хваткая», хозяйственная — в купеческую родню.
Некоторые исследователи не раз предупреждали, что относительно причин смерти отца Достоевского еще многое остается неясным, но это не мешало многим строить «концепцию» о мести крепостных своему барину. В первые советские годы кое-кто из журналистов и литературоведов зачастил в Даровое, расспрашивал крестьян, что они помнят из преданий об этом случае. Выходило, что версия об убийстве подтверждается. Многозначительным оказывалось и свидетельство одного из мемуаристов, что Достоевский нарочно уклонялся от расспросов об отце.
Для Достоевского вопрос семейных отношений — громадной важности: все его романы построены на судьбах семьи, на показе развала современной семьи. Где он мог почерпнуть «мысль семейную- (выражаясь словами Толстого), если не в семье, в которой воспитывался? В раннем детстве и у Достоевского была своя «няня», Алена Фроловна, прижившаяся потом в семье как родная. Она и особенно кормилица, а потом «лапотница» Лукерья умели усладить воображение юных слушателей, собиравшихся в кружок. Дети слушали о чудесах Жар-птицы, о подвигах Алеши Поповича, о Синей Бороде, о лубочном Еруслане Лазаревиче.
На первом месте в его ранних «сновидениях» были Пушкин и Гоголь. Смерть Пушкина поразила Федора и Михаила Достоевских как «личное горе». Если бы не болезнь и кончина «маменьки», они бы объявили в семье траур по Пушкину. Достоевский любил в поэте все, особенно его жизнелюбие, гуманизм. Пушкин учил с детства быть самим собой и дерзать смело, безгранично. Поэт стал для Достоевского символом народного гения, русской «вселенской отзывчивости». Но великое служение России пером художника особенно поразило его в Гоголе. Какое чудо совершилось в литературе: Гоголь заговорил о русской жизни такими близкими, проникновенными словами, заставил так взглянуть на самих себя, что жизнь показалась еще совсем не изведанной бездной. Конечно, «Бедные люди» были бы невозможны без Гоголя.
Выбор Главного инженерного училища в Петербурге для будущей жизненной карьеры был сделан, видимо, по воле отца, заботившегося о «прочном» обеспечении своих сыновей. Но для Федора выбор Инженерного училища, можно со всей определенностью сказать, был ошибкой. Достоевский очень переживал провал на экзамене при переводе на высший курс: сказались какие-то интриги, на которые писатель намекает в письмах. Тогда-то у отца и случился удар, от которого он едва оправился, а у Федора, по свидетельству дочери, — первый приступ эпилепсии. Весь громадный поток накопленных и вычитанных впечатлений направился по одному великому руслу реализма. Эту дивную перемену Достоевский сам воспел в статье «Петербургские сновидения в стихах и прозе» много лет спустя, а потом повторил ее мотивы в «Подростке».
Он вспомнил зимний январский вечер, когда спешил с Выборгской стороны к себе домой и, остановившись на минуту на мосту, бросил пронзительный взгляд вдоль Невы в дымную, морозно-мутную даль, вдруг заалевшую последним пурпуром зари, догоравшей на мглистом небосклоне. «Я вздрогнул, и сердце мое как будто облилось в это мгновение горячим ключом крови, вдруг вскипевшей от прилива могущественного, но доселе незнакомого мне ощущения. Я как будто что-то понял в эту минуту, до сих пор только шевелившееся во мне, но еще не осмысленное; как будто прозрел во что-то новое, совершенно в новый мир, мне знакомый и известный только по каким-то темным слухам, по каким-то таинственным знакам. Я полагаю, что с той именно минуты началось мое существование…
Тут все: и новые темы, и новые методы изображения мира сущего. Видение на мосту символизировало пробуждение силы у Достоевского для самостоятельного, глубоко оригинального творчества, обострило его понимание жизни и подняло романтику на новую философскую высоту. Весной 1846 года Достоевский познакомился со своим сверстником Михаилом Васильевичем Петрашевским, который организовал один из кружков. Общество Петра-шевского наследовало революционное дело декабристов. Но оно уже состояло не из одних дворян, тут были и разночинцы. Достоевский стал посещать его «пятницы» с сентября 1848 года. Петрашевцы были арестованы тогда, когда у них был только «заговор идей», и лишь с ноября 1848 года, под влиянием революции на Западе, среди них начали раздаваться призывы к решительным действиям. Какое же место среди петрашевцев занимал Достоевский?
П. П. Семенов-Тян-Шанский говорил: «Революционером Достоевский никогда не был и не мог быть». Только в минуту порыва он мог выйти на площадь с красным знаменем. Не исключено, как предполагают некоторое ученые, что Достоевский со временем отошел бы от петрашевцев, как он отошел от Белинского. У него вырабатывался свой путь, свое понимание проблем, которые они совместно обсуждали.
Царь Николай I, вечно боявшийся повторения 14 декабря 1825 года, когда выступили декабристы, тщательно разработал церемониал казни. Достоевский вместе с девятью был приговорен к «расстрелянию». Приговор объявляют на месте казни. Первых трех уже подвели к столбам, привязали руки назад, колпаки надвинули на глаза. Остается секунда до команды «пли». Достоевский был во второй очереди и все видел и все чувствовал,
жить ему оставалось минуту. Но в это самое время последовала команда отвязать расстреливаемых, смертников вернули на эшафот, и был прочитан заготовленный заранее другой, настоящий приговор — каторга и ссылка. Никто не дрогнул, когда читали первый, никто не возликовал, когда читали второй.
И вот Омск, место назначения, здесь предстояло отбывать каторгу. Достоевский доставлен туда 23 января 1850 года. Что это была за жизнь, Достоевский подробно поведал в книге «Записки из Мертвого дома». Выдающийся ум вдруг оказался среди уголовников, насильников, грабителей, на совести некоторых числилось несколько убийств; здесь были отцеубийцы, женоубийцы, убийцы малых детей.
Достоевский был нелюдим, и его, как барина, не любили каторжные, он испил до конца горькую чашу народной ненависти к господам. Малообщительный по характеру, он был одинок. Спали на нарах голова к голове, кто-то во сне бредил, вскрикивал. Днем, вечером вечные драки, кражи, налеты и обыски со стороны начальства, постоянные побудки ночью. Все угнетало, все было направлено на то, чтобы человек забыл, что он человек.
Но здесь же, на каторге, Достоевский вгляделся в народ, как он не смог бы в него вглядеться из прекрасного далека. Он познал и меру жестокости, до которой может дойти человек, но познал и меру доброты, стойкой порядочности, мудрости, живущей во все претерпевшем народе. Отбыв в юности каторгу за вольномыслие, Достоевский затем отрекся от политической борьбы. С проповедью «истинного Христа» он пускался в полемику со всеми современными демократическими теориями, обрекал себя на роль человека, идущего не в ногу со временем. Конечно, он проиграл все идеологические битвы с «нигилистами», «материалистами», «атеистами», то есть с Чернышевским и его последователями. Исторически правыми были они, передовые люди своего времени. Но и Достоевский не шел в обозе. Он тоже был передовой. Достоевский боролся за влияние на молодые умы, любил выступать на литературных чтениях. Аудитория боготворила его: он побывал «там», на каторге, и это ставило его выше иного литератора, преблагополучно переждавшего на своих лаврах моровую полосу последних, особенно страшных лет николаевского царствования.
Его романы знает весь мир: они стали большой эстетической ценностью. Именно после смерти писателя в создании новых поколений началось наиболее интенсивное освоение его наследия. Особенный подъем интереса к Достоевскому последовал в период первой мировой войны, в годы невиданного обострения исторических противоречий, пролития крови и неимоверных страданий миллионов людей, когда во весь рост встал вопрос о путях человечества и об обновлении мира, о поисках его гармонии. Тогда в России и на Западе особенно «вчитывались в Достоевского», задумались над его художественными открытиями. Поле для борьбы мнений о Достоевском расширяется. Вокруг его наследия велась и продолжает вестись острая идеологическая борьба.
Но Достоевский принадлежит людям, человечеству, вечности. Достоевский — огромная сила в современном созидательном процессе, он один из великих провозвестников справедливости и добра. Достоевский думал, что «красота спасет мир». Теперь миру самому нужно думать, как спасти красоту, то есть жизнь, смысл человеческого существования. С предельной силой сейчас звучит главный завет Достоевского: смысл бытия не в том, чтобы только жить, а знать, для чего жить…
