Величие поэтики Достоевского поражает. Сквозь обыденность, казалось бы, статистического факта Достоевский проникает в бесконечные линии сил, пересекающиеся в факте и взрывающие его единичность, превращая факт в пробу, в сюжет, способный выявить скрытые для художника-натуралиста и часто непонятные современникам историко-философские и нравственные проблемы века. Тем самым Достоевский отдавал дань уважения прозаической, будничной негероической действительности XIX столетия, которую Гегель считал уже неспособной порождать великое искусство. Гегель в философии искусства, несмотря на все значение и все достоинства своих эстетических сочинений, был обращен в прошлое, Достоевский творил полнозначное и совершенное современное искусство, адекватное величию его времени.

Достоевский сам сопоставил сюжет «Преступления и наказания» с тем истолкованием, которое могли бы ему дать люди более низкого эстетико-философского кругозора, представители психологического или социологического эмпиризма, В ироническом обороте Достоевский перебрасывает мост между концепциями вульгарных реалистов и позитивистской уголовной юриспруденцией. «Дело» Раскольникова дли следователей и судей оказалось «ясным». Но «следователи и судьи очень удивлялись,— говорится и шило! с, ...тому, что он спрятал кошелек и вещи под камень, не воспользовавшись ими...». Как все эмпирики и Натуралисты, ОНИ придавали значение мелочам, не в сюжет и не имеющим никакого значения, сколько было денег в кошельке, какими купюрами, ГОМу, что самые крупные бумажки попортились от долгого лежания, Раскольников не мог ответить на вопросы об втих не значащих для пего мелочах следователи и судьи решили, что именно в этих пунктах он таился, тогда как во всем другом сознавался добровольно и правдиво. «Наконец, некоторые (особенно из психологов) допустили даже возможность того, что и действительно он не заглядывал в кошелек... но тут же из этого и заключали, что самое преступление не МОГЛО, иначе и случиться, как при некотором временном умопомешательстве, так сказать, при болезненной мономании убийства и грабежа... К тому же давнишнее ипохондрическое состояние Раскольникова было заявлено до точности многими свидетелями, доктором Зосимовым, прежними его товарищами...»

Раскольников шел навстречу своим обвинителям-упростителям. Он «почти и не пробовал защищать себя; на окончательные вопросы: что именно могло склонить его к смертоубийству и что побудило его совершить грабеж, он отвечал весьма ясно, с самою грубою точностью, что причиной всему было его скверное положение, его нищета и беспомощность, желание упрочить первые шаги своей жизненной карьеры с помощью по крайней мере трех тысяч рублей, которые он рассчитывал найти у убитой. Решился же он на убийство вследствие своего легкомысленного и малодушного характера, раздраженного сверх того лишениями и неудачами. На вопросы же, что именно побудило его явиться с повинною, прямо отвечал, что чистосердечное раскаяние. Все это было почти уже грубо...».

Достоевский прибегал к этому приему уже в сороковых годах. В «Хозяйке» Ярослав Ильич, мелкий полицейский чиновник, переосмысливает со своей точки зрения мечтательный бред Ордынова, разбойническую жизнь Мурина и трагедию прекрасной Катерины. Пошлая интерпретация Ярослава Ильича подчеркивает с особой силой глубокий и сокровенный смысл повести Достоевского.