Доходы говорят об отсутствии в городе какого-либо производства, об убогом масштабе торговли и всей его хозяйственной жизни. Самые значительные расходы города шли на богоугодные заведения и на содержание полиции.

В архивных документах отражается и борьба, которая постоянно велась между полицмейстером и городским головою: полицмейстер и подчиненные ему лица — частный пристав, смотритель острога и прочие служащие в полиции — всеми правдами и неправдами стремились захватить те средства, которыми распоряжалась городская дума. Споры шли об оплате думой «съезжих изб», где находились во время разбора дел нарушители порядка и прочие лица, совершавшие преступления, о доставке фуража для лошадей пожарной команды, о доставке дров для отопления помещений полиции и острога. Все эти столкновения порождали бесконечную вражду, писание кляуз и даже судебные разбирательства. Нередко полицмейстер поносил городского голову на рыночных площадях и в прочих местах скопления народа, громогласно заявляя, что его место в остроге. Полицмейстер не подчинялся никаким увещеваниям губернского правления и изо всех сил боролся за то, чтобы быть полным хозяином в тех местах, где есть возможность получать деньги с населения!

Ну как здесь не вспомнить гоголевского городничего с его частным приставом и квартальными надзирателями? «Городничий… Да смотри: ты! ты! я знаю тебя: ты там кумаешься да крадешь в ботфорты серебряные ложечки,— смотри, у меня ухо востро!.. Что ты сделал с купцом Черняевым, а? он тебе на мундир дал два аршина сукна; а ты стянул всю штуку. Смотри! не по чину берешь! ступай!».

При чтении статей И. Ф. Павловского о жизни Полтавы на память все время приходят известные страницы гоголевских произведений. «Заботились, — пишет Павловский, — и об освещении улиц, на что город тратил всего 300 рублей в год. Освещали по вечерам только в праздничные дни». Ну, как тут не вспомнить «Мертвые души» и город ]Ч, где улицы освещались только светом из обывательских окон, а светло было только у дома губернатора, на бал к которому был приглашен Чичиков. «При рекрутском наборе дума, — пишет Павловский, — выдавала по 30 копеек в сутки на рекрута»’. И опять невольно вспоминаешь реплику городничего: «…Да не выпускать солдат на улицу безо всего: эта дрянная гарниза наденет только сверх рубашки мундир, а внизу ничего нет» (IV, 24).

Но совсем не обязательно говорить о Полтаве, которую хорошо знал Гоголь, или о Чернигове, который мог быть известен писателю, — жизнь любого города того времени содержит черты, нашедшие воплощение в «Ревизоре». Так, например, современник Гоголя А. В. Никитенко (1804—1877) приводит в своих «Записках» и «Дневнике» сведения о жизни уездных городов, имеющих много общего с тем городком, в котором неожиданно оказался Хлестаков.

В юности А. В. Никитенко жил в маленьких уездных городах. «Замечательный город, — пишет он, — был в то время Острогожск». Но и его будни были неприглядны.

Осенью и весною, как почти все города того времени, Острогожск «буквально утопал в грязи. Его немощеные улицы становились непроходимыми: среди них, как в месиве, барахтались пешеходы и вязли волы с возами. Немало было у нас толков о сооружении мостовой. По этому поводу даже затеялась переписка с губернскими властями. Дума ассигновала нужные деньги. Переписка тянулась годы, а от денег скоро и след простыл. Город тем временем выгорел, и дело о мостовой кануло в вечность: ее там и до сих пор нет. Да теперь Острогожску и не до мостовой. Он очень обеднел, его умственный уровень понизился, и он больше ничем не отличается от самых заурядных уездных городов наших» (стр. 93).

Никитенко пишет о тягостях жизни обывателей Острогожска. Слава самого образованного города края вызывала особое нерасположение всех губернских властей. Острогожск был у власти «как бельмо на глазу», ибо «хищничество» властей «нигде не встречало такого упорного протеста, как там».

Балашов и все подчиненные ему чиновники отлично умели внушать страх и использовать это чувство страха для выколачивания поборов у подвластного населения.

«При въезде в ревизуемый город его первой задачей было — задать как можно больше страху. Особенно доставалось городскому голове: ему приходилось отвечать за то, что в городе не было тротуаров, мостовых, каменных гостиных дворов, дерев вдоль улицы — одним словом, всего того, чем генерал-губернатор любовался за границей. Покривившиеся лачуги с заклеенными бумагой окнами, камышевые и соломенные крыши на деревянных строениях, немощеные улицы, все это оскорбляло в нем чувство изящного. Он не давал^себе труда вникать в причины таких явлений, но с бюрократическою сухостью относил их к разряду беспорядков, устранимых полицейскими мерами. Что у-*ерода нет средств, что обыватели чуть ли не умирают с голода — все это такие мелочи, о которых высокому сановнику было невдомек.

Уезжая, он отдавал полиции строгий приказ все исправить к его следующему приезду, то есть воздвигнуть тротуары, каменные рынки и т. д. Городской голова почесывал затылок, городничий покрикивал на десятских, те сновали по домам, понуждая жителей озаботиться украшением города. Но проходило несколько недель, все успокаивалось и оставалось по-старому».