Моральная и историческая оценка Лермонтовым действий Наполеона в ранней лирике обусловлена нравственным самопознанием и идеями, которые владели поэтом в тот период. По Лермонтову, оценка действий Наполеона определяется, как точно сформулировал В. Асмус, не столько «согласованностью этих действий с отвлеченными понятиями и нормами добра и зла, сколько способностью… реально свершить задуманное, перешагнуть через черту, отделяющую в обычном представлении добро от зла. Только волевая сила… только действительный успех содеянного дают право на изменение моральной оценки, на провозглашение великим того, что обычно расценивается… как злодейство людьми слабыми, не способными нарушить запрет, одержать победу над тормозящими действие, размягчающими волю принципами и заповедями».

В стихотворении «Не говори: одним высоким…» (1830) Лермонтов прямо заявляет об этом. Еще два стихотворения — «Эпитафия Наполеона» (1830) и в особенности «Св. Елена» (1831), написанное, очевидно, в связи с десятилетием смерти Наполеона,— поднимают и развивают тему некоего предопределения, рока, которому подвержены не только простые люди, но и деятели всемирно-исторического масштаба, каким в глазах Лермонтова являлся Бонапарт. «…Рассматривая Наполеона по отношению к людям, среди которых он действовал, как их рок или судьбу,— замечает В. Асмус,— Лермонтов в то же время подчиняет действование самого Наполеона некоему року, над ним стоящему и через него таинственно действующему».

Поэт предлагает почтить остров, где окончил свои дни знаменитый корсиканец. В последнем Лермонтов видит гения, хотя и побежденного, но все же гения, пролетевшего, как метеор, над миром и павшего жертвой вероломства. Судьба этого гения, по мысли Лермонтова, так же таинственна, как и конец его.

* Для Лермонтова Наполеон
* Изгнанник мрачный, жертва вероломства
* И рока прихоти слепой,
* Погиб, как жил — без предков и потомства,
* Хоть побежденный, но герой!
* Родился он игрой судьбы случайной,
* И пролетел, как буря, мимо нас;
* Он миру чужд был. Все в нем было тайной,
* День возвышенья — и паденья час!

Лермонтов, как это видно из следующего стихотворения, мотивирует свою защиту тени умершего Наполеона тем, что он был бессознательным свершителем великих исторических целей:

* Да, тень твою никто не порицает,
* Муж рока! ты с людьми, что над тобою рок;
* Кто знал тебя возвесть, лишь тот низвергнуть мог:
* Великое ж ничто не изменяет.

В стихотворении «Св. Елена» Лермонтовым впервые романтически намечена тема, развернутая позже в «Последнем новоселье»:

* Сын моря, средь морей твоя могила!
* Вот мщение за муки стольких дней!
* Порочная страна не заслужила,
* Чтобы великий жизнь окончил в ней.

Когда Белинский прочитал «Последнее новоселье», он был возмущен. В письме П. Н. Кудрявцеву критик следующими словами выразил свое настроение: «Жаль думать, что это Лермонтов, а не Хомяков». Эту точку зрения Белинского на лермонтовское стихотворение, содержащее последние отзвуки наполеоновской романтики и подвергшее злому сарказму великий в прошлом народ, впоследствии разделял Н. Г. Чернышевский. Нет нужды, на наш взгляд, вновь возвращаться к истокам подобных оценок Белинским и Чернышевским лермонтовской инвективы. Этот вопрос в свое время был поднят и освещен Б. М. Эйхенбаумом в статье «Литературная позиция Лермонтова». Как пишет исследователь, подобное впечатление явилось у Белинского «в связи с тем, что Лермонтов говорит о Франции очень резко…

Это же заставило, впоследствии Чернышевского увидеть в этом стихотворении прямое отражение «французоедства», систематически развивавшегося на страницах «Московского наблюдателя»; он цитирует предисловие М. Бакунина к «Гимназическим речам» Гегеля, напечатанным в этом журнале («Французы никогда не выходили из области произвольных рассуждений, и все святое, великое и благородное в жизни упало под ударом слепого мертвого рассудка» и пр.), и заключает: «В «Последнем новоселье» Лермонтов буквально переложил эти слова в стихи». Однако Лермонтов не мог бы никак согласиться с этим предисловием, содержавшим защиту религии и «законного порядка» от революции. Ошибка Белинского и Чернышевского в отношении к «Последнему новоселью» произошла отчасти потому, что его легко было смешать с окружающим фоном патриотической лирики, а отчасти (и, пожалуй, главным образом) потому, что в то время многие стихотворения Лермонтова еще не были опубликованы и идеологические корни его взглядов и настроений были неясны».